Кесси услышала, как он раздраженно кашлянул.
— Кесси, вы обещали, что не будете меня перебивать, пока я не закончу. Сядьте, а не то вы разнесете патио своими стремительными шагами.
— Простите. — Она не могла сидеть на месте, но все же подчинилась его просьбе и села на бортик бассейна, опустив ноги в воду.
Он подошел к ней, и в этот момент она увидела его правую ступню. Бессознательно Кесси наклонилась над ней и потрогала указательным пальцем.
— У вас так же соединены перепонкой пальцы, как у Джейсона! — Ее удивленное восклицание эхом раскатилось по патио, и она закрыла рукой рот, пораженная его громкостью.
— Наследственность со стороны Эллингсуортов, — весело объяснил он. — У матери ноги тоже… испорчены таким же образом.
— Я бы не сказала, что они испорчены, — возразила Кесси. — Когда я впервые увидела ножку Джейсона, то подумала, что это скорее очаровательно. Сьюзен и я просмотрели все медицинские сведения о семье Тэда и нашей, но не нашли никакого упоминания о пальцах с перепонкой. По-моему, именно тогда я начала серьезно относиться к подозрениям Сьюзен.
— И ваш странный маленький селезень оказался моим сыном, — весело проговорил он, и они оба засмеялись.
— Ведь эта его ножка и убедила вас, что он ваш сын. — Кесси вспомнила выражение его лица, когда в первый день их встречи в офисе он рассматривал крохотные пальчики Джейсона.
— Не только. Один взгляд на очертания его тела и на цвет кожи сказал мне, что он несомненно мой сын. Пальцы Эллингсуортов стали лишь последним доказательством.
— А я все время думала, что он Рамсей.
— О, я уверен, что он маленький Рамсей. Но что более важно, у него есть такая мать, как вы. Знаете, вы просто созданы быть матерью!
— А как быть с тем, что я испортила Джастина, как вы сказали?
— Ну, вы испортили его не больше, чем я — Джейсона, — заметил он. — Признаю, я несколько поспешно осудил вас. Но как бы то ни было, мне представляется, что время излечит нас от той настойчивости, с которой мы пытаемся наверстать упущенные месяцы. Вы снова возьметесь за работу, и это внесет равновесие в вашу жизнь. Я чувствую, как вам этого не хватает.
Его проницательность и честность в который раз удивили Кесси. Она так погрузилась в свои новые обязанности, что не нашла времени серьезно подумать о своем деле.
— Наверно, через несколько лет такой работы у меня будет достаточно денег, чтобы рассмотреть идею об открытии магазина-салона.
— Но для Лины это может быть слишком поздно.
Опять Лина!
— Ей нужен человек — не относящийся к числу родственников, — который верит в ее работу и придаст ей силы увидеть, что это для нее практически осуществимая жизненная карьера. Кто-то, кого она ценит. По-моему, таким человеком можете стать вы. Вы можете заразить ее своим энтузиазмом, радостью от того, что вы создаете прекрасное.
Зачем ему это?
— Вы хотите сказать, что мы вместе с ней начнем наш бизнес? Откроем галерею, в которой бы выставлялись ее картины и мои игрушки?
Он кивнул.
— Может быть, вы назовете свой магазин-салон как-то вроде «Галерея» Всякая всячина ««. — Наступила многозначительная пауза, потом он спросил:
— Как вам эта идея? Привлекает?
Кесси почувствовала, что ее ответ для него крайне важен.
— Привлекает? — Она вскочила и, глядя ему в лицо, широко улыбнулась. — Да это просто потрясающая идея!
Глаза у него подобрели.
— Вы так думаете? И вы не против разделить галерею с Линой? Конечно, если она захочет. Разумеется, это будет преимущественно ваша галерея, во всяком случае на первом этапе. Если будет необходимо, я оплачу аренду за вторые шесть месяцев, но это останется нашим секретом. Мне кажется, что вдвоем вы сумеете получить достаточно прибыли, чтобы сохранить бизнес еще на год. — Он опять помолчал. — Сделает ли это вас счастливой, Кесси?
Когда они начали разговор, Кесси подумала, что он делает предложение о галерее единственно ради счастья Лины. Но озабоченность в, его голосе привела Кесси к убеждению, что он старался доставить радость и ей тоже. Она поняла это только сейчас, и неожиданное открытие заставило ее вспыхнуть.
— Вы знаете, что сделает, — дрогнувшим голосом ответила она. — Помните акварель на втором этаже у лестницы? Где маленькая индианка стоит возле скал, глядя на восход солнца?
— Это одна из моих любимых, — кивнул он.
— Каждый раз, когда я прохожу мимо нее, мне хочется взять альбом для эскизов и нарисовать кукол, похожих на этого очаровательного ребенка, и настенное панно. Я уже запланировала круглый ковер для своей комнаты, а акварель с цветущими кактусами, что висит в вашем кабинете, была бы идеальным к нему дополнением. Это будет смотреться великолепно. Трейс, ведь для открытия я могла бы составить экспозицию так, чтобы выгодно подчеркнуть акварели Лины.
И прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, он наклонился и прижал губы к ее лбу.
— Как вы добры, Кесси. С вашей помощью я рассчитываю убедить Лину принять эту идею.
От его прикосновения сердце Кесси снова гулко застучало.
— Наверно, я успею разработать общий план выставки до того, как мы встретимся за ленчем. Надеюсь, то, что я смогу предложить, понравится ей.
— Уверен, равнодушной она не останется, но расшевелит ли это ее? — У него во взгляде мелькнула озабоченность. — В колледже она влюбилась в своего учителя живописи. Они были близки. Но однажды Лина застала его в постели с другой студенткой. Только представьте ее состояние! Прибавьте сюда еще ее уверенность в том, что они поженятся. И одного этого было бы достаточно, чтобы опустошить человека. Но, не успокоившись тем, что предал Лину, он стал слишком придираться к ее работам и даже сказал, что она напрасно тратит время. Его последнее оскорбление уже совершенно разрушило ее веру в себя. Он заявил, что самое большее, на что она способна, — это быть посредственным художником.
— Но ведь любой, у кого есть глаза, увидит, какие у нее блестящие работы! — возмутилась Кесси. — Когда это случилось?
— Двенадцать лет назад. С тех пор она не притронулась к кисти.
— Вы хотите сказать, что акварели у вас в кабинете и здесь в доме сделаны, когда она еще училась в колледже? И она так прекрасно работала уже тогда?